Леонид Парфенов — о втором томе «Намедни», 1970-х годах и ренессансе советской античности

Вышел второй том книжного проекта Леонида Парфенова «Намедни. Наша эра» (М.: Колибри, Agey Tomesh/WAM, 2009). Книга-альбом о 1970-х — коллаж тассовских и семейных фото, кадров Михалкова и Данелии, квартирных ордеров (42 кв. м на пять душ — и это счастье), садистских стишков и статданных (82 млн радиоприемников продано в СССР: вражьи голоса слушал почти каждый).

…Война Судного дня (пролог к взлету нефтяных цен), бригады шабашников, джинсы из «Березки», Лотман и Пикуль, поиск национального чувства великороссов в Суздале и на выставке Глазунова.

Это такая мозаика по фасаду ДК, в духе 1970-х? И да, и нет. Но сюжет тот же, эпический: разноликие народы бредут рядом по общему пути.

Кто тащит с собой бобину Pink Floyd, кто — ведро корма для нутрий.

Парфенов говорит: «Я, смею надеяться, не занимался выводиловом!» То есть не вбивал свои «282 феномена 1970-х» в авторскую концепцию. Силовые линии эпохи сами сложились в монтаже «Намедни»? Так или иначе: они видны.

Первый том проекта («1961 — 1970») и второй хорошо срослись. Лейтмотивы подхвачены: тихое, но упорное стремление граждан выгородить личное пространство-имущество; марш энтузиастов — от туризма с рюкзаком к «ардисовскому» Мандельштаму; рабочая пятидневка и шесть соток; та же пятидневка и энциклопедия сортов «плодово-выгодного»… И общий дух «дембеля» после эпохи отцов-титанов, после полувека мобилизационной экономики. Одним словом: «Народ подал в отставку». Внятная «феноменология» публициста словно дополняет самые интересные академические истолкования «нашего XX века». Вместе с «Намедни» хорошо читать «Серп и рубль» А.Е. Вишневского и «Негативную идентичность» Льва Гудкова и Бориса Дубина. Общие темы: история СССР как история «раскрестьянивания» России, отделения от общины «человека индивидуального» (каков он у нас ни есть). История СССР как путь от 30% грамотных к «всеобщей восьмилетке» при Хрущеве (да! не раньше) и к «всеобщему среднему» (в 1979-м).

Так и зрела советская цивилизация — общий символ веры для миллионов. В мозаике этюдов Парфенова она ясно видна. Да и читателю не чужая…

Главное о четырех книгах «Намедни» автор сказал в первом томе:

«Мы живем в эпоху ренессанса советской античности. <…>Вот уже первое поколение, не заставшее СССР, вступает в жизнь — а она, как музейный зал, заставлена советскими античными слепками.

Страна справляет праздники и служит в армии, выбирает власть и смотрит телевизор, продает углеводороды и получает образование, болеет за сборные и лечится в больницах, поет гимн и грозит загранице — по-советски. Только советское прошлое понимается большинством как свое, родное».

Сегодня Леонид Парфенов комментирует эти слова в «Новой газете».

— Вы пишете: «60-е — последнее десятилетие, когда социалистический проект для большинства еще сохранял обаяние. <…> Явлений еще полно «просоветских», и массовое настроение они порождают совсем не безнадежное. В 70-х, кажется, и звезд-антисоветчиков не нужно — каждый сам себе диссидент». Почему и в какой точке «советская цивилизация» вошла в пике?

— Я не люблю обобщать. И часто повторяю: нет никакой единой России, кроме той, что не зря пишется в кавычках. Но уже в конце 1960-х гг. стало понятно: никакого нового НЭПа не получается. VIII пятилетка (1966 — 1970) была последней выполненной. С другой стороны — в 1970-х начался нефтяной бум.

Мы долго искали фото к главке «Тюменская нефть». Не хотелось, чтобы это были только вышки. Вот, смотрите: свадьба на Самотлоре. С «Жигулями» и воздушными шариками на них, с шампанским, с белым платьем на снегу, на фоне горящих газовых факелов. Для 30-летних нефтяников 1973 года это явно «свадьба победителей», это счастье — Самотлор.

— Но текст дополняет: 2/3 доходов от нефтеэкспорта шли на импорт машин и оборудования. И начинаешь понимать, как герои «Девяти дней одного года» стали персонажами «Полетов во сне и наяву».

— Вообще смешно было бы гадать про 1970-е годы в 2000-х: а интересно, как все это дальше будет развиваться? Проект «СССР» завершен. Финал известен.

Но у «Намедни» нет задачи «судить то время». В нем было много притягательного. Теплого. Милого. И все-таки: это была эпоха довольно большой общественной самодеятельности. Странной. Очень атомарной — на уровне дома и семьи.

— В томах «Намедни» четко простроена линия «материального очеловечивания» народонаселения. Первая робкая собственность: хрущевки, «Запорожец». Первые дезодоранты — в 1975-м. Первая туалетная бумага в СССР — в 1969-м, поначалу из расчета 0,12 рулона на человека в год. Всенародные музыкальные школы «по классу ф-но». Автосервисы…

— Сюжет «обустройства» выстроился по логике времени. «Запорожец» — это хрущевское понимание того, что… вот, «народ к разврату готов». Хрущев пошел на итальянскую выставку в Сокольниках. И решил, что колхозное крестьянство, трудовая интеллигенция, рабочий класс страны Советов заслужили собственную микролитражку, подобную Fiat 500.

Это вообще носилось в воздухе: «Народ готов». Вот главный послевоенный подвиг советского народа: он выгородил для своей частной жизни довольно большое пространство. Закрылся в своей двухкомнатной от партии и правительства, как герои «Иронии судьбы».

— Гуляла тогда фраза: «Коммунизм в одной отдельно взятой квартире».

— Что-то стырили с работы, что-то смастерили, что-то достали. Почитали что-то, что трудно добыть. Послушали «голоса», поперемывали косточки старикам из Политбюро. Сын поступил в хороший институт. На «Жигули» очередь подошла… Кто-то увлечен перезаписями Led Zeppelin, кто-то переписыванием Пастернака.

При — скажем честно — не слишком обременительной работе, при очень низкой производительности труда, при досуге, который почти не на что убить, — это время породило огромную культуру частной жизни последних советских десятилетий.

Потребительский бум, который был до кризиса, — он был во многом компенсаторным. Попыткой наездиться на иномарках за пять предыдущих поколений. Реваншем за очереди, талоны, заказы… За «ножницы» 1970-х между тем, как люди хотели бы жить, — и как им предлагал жить советский сценарий.

В тех же 1970-х стало понятным: что еще простится власти, а что — нет, а что уже невозможно повторить. Невозможно снова назвать Волгоград Сталинградом: (Брежневу предлагали это сделать еще в 1965 году, к 20-летию Победы, всего через четыре года после переименования города).

Совсем фатальным для «системы» стал ввод войск в Афганистан. Состояние ума среднестатистической советской мамы уже стало таково: она советской власти жизнь сына не отдаст. И потому, что рождаемость упала, и потому, что в СССР выросла цена жизни. Само представление о цене жизни.

Можем не высовываться и помалкивать, но, когда дойдет до исполнения «интернационального долга в ограниченном контингенте по просьбе афганского правительства», тут мы будем страшнее Сахарова и Солженицына, вместе взятых.

— Что еще из 1970-х сегодня идет в рост? Что увяло? Что дало потомство?

— Я не люблю выводить тенденции. Есть гигантские группы, которые движутся так и сяк. Нет никакого среднего класса. И среднего представителя образованной публики… чистой публики, как говорили когда-то, — сейчас невозможно описать. Его пока нет: тип не выработался.

Плюс страшные поколенческие разрывы: у нас те, кому 25, и те, кому 50, пережили совсем разное детство. А между теми, кому 20 и кому 60, — две пропасти. И снова: нет единой России.

— У чистой публики как раз было принято уважать опыт отцов и дедов. А у нас его ценить не всегда легко. Да и сами мы тому не обучены.

— На CBS люди типа Дэна Разера (мне, положим, было 40, а ему 70) говорили примерно так: «Мальчик мой! Когда ты достигнешь возраста доверия, из тебя, возможно, выйдет приличный человек. А сейчас даже странно, что народ терпит тебя полтора часа в неделю!»

— «Возраст доверия» — отличная формула. В России-2009 с этим худо.

— Поколение стариков США (условно говоря, людей эпохи Рейгана) превратило эту страну в единственную сверхдержаву. Революционно улучшило условия жизни людей и возможности их самореализации. Победило расизм — ведь Кондолиза Райс еще с Рейганом работала. Одноэтажная Америка стала двухэтажной.

Огромный путь пройден их страной за эти десятилетия. На глазах людей. И это их заставляет уважать в себе способность нации к самонастройке, связь между общественными настроениями и политической линией, способность, совершив ошибки, обсуждать и осуждать их… У США масса поводов ценить старшее поколение.

У нас все проблематичнее, потому что наш послевоенный путь… скажем так… внутренне противоречив.

— А мы будем считать, что все впереди. Как всегда и считали. Когда выйдет третий том «Намедни»?

— Думаю, в конце ноября 2009-го. Сейчас я заканчиваю «1983 год». Только что писал про «Дело Щелокова» и про пластилиновые мультфильмы Александра Татарского. Писание и верстка идут параллельно: здесь важно единство текстов, иллюстраций, заголовков. Единицей этого продукта является разворот.

Я набрасываю «макет» на бумаге, потом сижу с замечательными дизайнерами фирмы Agey Tomesh/WAM. Долго отбираются фотографии: ведь это книга-альбом. Иллюстрация может сказать больше, чем текст: как кадр Игоря Гаврилова 1977 года, взгляд на новую Конституцию СССР из «сушилки» парикмахерской. Смотрите, сколько яйцеголовых гражданок, — каждая под своим громадным бронефеном. И лозунг над ними.

Иллюстраций в каждом томе около 500. Получается верстка-монтаж и даже режиссура.

— Как вы собираете «памятники материальной культуры»?

— Прекрасные вещи шлют блоггеры сообщества namedni_60-e—90-e в ЖЖ. Тот же квартирный ордер 1970-го, 42 метра на пятерых. Пришел он, кстати, из Швейцарии. Или — рисованную афишу «Есении» из сибирского городка.

«Змеиную мазь» випросал, панацею начала 70-х, искали по всему СНГ. Я лично добыл курицу с неотрубленной головой. Сейчас уже таких не найдешь. Надо заранее договориться с поставщиком курятины, чтобы он одной не отрубал голову, щетинистую шею и страшные когтистые лапы. Потом ее нужно было адски морозить — чего сейчас тоже никто не делает, — чтобы она приняла тот самый синюшный вид настоящей советской курицей I и II категории. По два семьдесят пять и по рубль девяносто кило.

Собрать ордена Брежнева — вот это был труд. Звезда Героя Монголии и орден Сухэ-Батора, орден Знамени Венгрии с алмазами, орден Возрождения Польши с большим крестом. 16 наград от 10 стран к одному юбилею.

Но это же надо объяснить: что такое была награжденность Брежнева! В 75 лет он уже таких церемоний не выдержал, и это все скопом провели. Просто выстроили поздравителей перед ним, и они вручали коробочки. А в 70 лет, в 1976-м, — еще на каждый орден была отдельная церемония. Каждую показали в программе «Время». Отчеты печатались во всех газетах.

— Сейчас «ордена царя Гороха» смешат. Злит до сих пор совсем другое. Вы поступили в университет в конце 1970-х. Что думаете об alma mater?

— Я вообще на советское высшее гуманитарное образование ввел бы люстрацию. Нельзя эти дипломы принимать всерьез. Из «дисциплин» в зачетке две трети были лженауками. А на иностранный язык отводились две пары в неделю.

— И так создалась «наша норма знания». Страшно стойкая норма.

— И по сей день люди выходят из вуза, не владея ни одним иностранным языком. Что совсем дико для современного мира! И для царской России было дико.

В русской журналистике сейчас нельзя дать человеку задание по поводу какого-нибудь там ливанского конфликта, если он не востоковед. Он убежден, что вовсе не обязан знать историю арабо-израильских отношений: ему ее не преподавали. Или преподавали так, что не запомнил.

— Это вы и называете нашим «ренессансом советской античности»?

— Малой частью ренессанса… Я думаю, что не может быть никакого компромисса с «советскостью» как с принципом устройства жизни. Это самоубийственно.

— Вы говорите о «советскости» государства — или о ней же внутри нас?

— Обо всем вместе. Конечно, «советскость» — и проблема людей, которые ее принимают. И в массе своей даже не ужаснулись тому, до чего этот строй довел страну. Столько жертв, столько крови, сколько лжи и потерянного времени. После чего и было спокойно сказано: «Советский Союз закончен. Всем спасибо. Все свободны».

Беседовала
Елена Дьякова

17.06.2009